183

Мы копим в себе вины, а покаяния у нас нет. Но они противоположны: одно дело вина, и другое – покаяние.

Люди любят вызывать у себя чувство вины. Ты винишь себя, потом ничего не меняешь и живешь с этим чувством вины. Чувство вины – нечто такое, к чему мы привыкаем, как бы неприятно нам это ни было. В чувстве вины в любом случае нет удивления, и с чувством вины никто никогда не меняется. По крайней мере я еще не видел никого, кто изменился бы из-за чувства вины, которую испытывает.

Виновность – состояние почти невротическое, это состояние неподвижное, не состояние движения. Виновность – нечто такое, что должно исчезнуть: если она останется, это опасно, потому что приводит к скованности души и в то же время оправдывает очень много такого, чего мы иначе оправдывать не стали бы.

Нам трудно измениться и покаяться, и мы объясняем это тем, что во многом виноваты. Мы копим в себе вины, а покаяния у нас нет. Но эти две вещи противоположны. Одно дело вина, и другое – покаяние. Что делает покаяние? Оно обнуляет вину. Покаяние – это активное движение, которое буквально служит химиотерапией для той опухоли, которая называется виной и которая порождает у нас другие опухоли. Знайте, что если у человека есть чувство вины, у него появятся и ракообразные опухоли.

Виновность в любом случае удобна для нас, она – такое движение, которое запирает меня во мне самом, потому что, когда я испытываю чувство вины, мне не надо меняться.

Вина получила философское и даже богословское измерение. Человек виновен. Для большей части протестантского богословия на человеке лежит некая вина, которая когда-то названа была наследственной. Это чудовищно. Прародители согрешили, а поскольку потерпевшее лицо (то есть Бог) бесконечно, то и ущерб, нанесенный Ему, бесконечен и всегда переходит на наследников, как это происходит в суде, где наследники наследуют долги.

Мы все почему-то виновны, человек уже рождается виновным – так говорят некоторые из этих авторов, – человек рождается виновным, (реально) не будучи виновным. И тут, конечно же, начинается наше внутреннее сопротивление этому «богу», который позволяет кому-то смотреть на вещи таким образом или сам на них так смотрит и реально думает, как бы меня заблокировать, чтобы я стал отчаянно молить его о спасении, которого не заслуживаю, но которое он, вероятно, подаст мне.

Такое спасение, конечно же, носит законнический характер, поэтому в этих конфессиях и присутствует так много законничества. Легитимизм у них очень силен, я имею в виду прощение в юридическом смысле слова. «Христос заплатил». Мы уже говорили об этой ужасающей теологии, которая всецело противоречит святоотеческой и совершенно чужда нам. Никто ни за кого не платит. Платы не существует, а есть Некто, Кто берет на Себя тяжесть указания нам пути к посвящению себя Богу. Это Крест, и он дается нам даром.

Мы об этом забыли, и напоминание о Кресте становится для нас болезненным, потому что в нашей повестке дня его больше нет. Христос действует против статус-кво, и Его за это наказывают. Понимаете? Он принимает Крест. Это естественное движение, но мы от него отказываемся, потому что склонны создавать себе других богов.

Нам важно понять, что религия использует чувство вины, и вина сама становится религией. А тем, кто вне Церкви, это нравится – это их алиби. Они говорят:

Вина становится религией. А тем, кто вне Церкви, это нравится – это их алиби

– С меня хватит того, в чем я виноват, я не хочу, чтобы меня делали виноватым еще в чем-то! Чтобы я сейчас пошел туда, и поп внушал мне чувство вины каждый раз, когда на меня посмотрит?

Помню, однажды я работал с одним высокопоставленным правительственным чиновником. У нас был импровизированный обед, было и немного вина. Он говорит мне:

– Выпей вина, отче!

Я отпил. Он снова себе наливает. Уж не знаю, как я на него посмотрел, видимо, нехорошо, только он, наливая себе второй или третий стакан, сказал мне:

– Отче, оставь меня в покое! Дай мне совершить свой грех!

И что я должен был ответить ему? «Благословляю тебя совершить свой грех»?

Он чувствовал, что своим присутствием я вызываю в нем чувство вины. Это ужасно. Нам кажется, что у Бога есть какой-то светофор, который горит то зеленым, то красным. Когда включается красный, мы останавливаемся. А когда зеленый, проходим со всем своим несовершенством и глупостью, но внутренне оправданные: свет же был зеленый! 

Или как студенты спрашивают:

– А позволительны ли добрачные связи?

Я говорил им:

– Подобные вопросы задают в исламе.

Там у законоучителя спрашиваешь об этом: «Харам или халяль?» Запрещено это или разрешено? И они, бедные, целыми днями отвечают, потому что, по их мнению, Воплощения нет. Нет Того, «Кто берет на Себя грех мира» (Ин. 1: 29), нет милости, нет благодати.

Что же мне сказать тому, кто внутренне до того отчуждился, что внешнее сообразование с законом ничего ему не добавило бы, кроме еще большего лицемерия? И я стараюсь объяснить молодым, чтобы они поняли, что именно значит человеческая связь, почему Церковь благословляет брак и увещает заключать его – вот что нам надо понять. Если брак не нужен, тогда мы вольны делать всё что угодно. Но если брак онтологически нужен в человеческих отношениях между полами, тогда нам надо иметь какое-то уважение друг к другу. И вопрос не в том, какой свет загорится на светофоре – зеленый или красный, а в том, вкладываешь ли ты и в какой степени вкладываешь благодать Божию в свою жизнь. Вкладываешь ли Христа в свое существование и в свой выбор?

В Церкви существуют юродивые Христа ради, которые сильно портят гражданскую мораль. Быть юродивым Христа ради – это особое призвание, которое дается человеку, обладающему очень большой благодатью, который перечеркивает свой имидж и всё, что мы считаем социальными порядками. А мы ими довольствуемся и не делаем ни шагу вперед, а всё стараемся быть добрыми христианами, заботимся о своем внешнем виде. Но так не появляется внутреннее сияние души и сердца. Если в христианине что-то есть, это исходит у него из глубины души и отражается на лице. Мы же видим лица святых и верных – это не лицемерие. А если я нарочно напрягаюсь, чтобы выглядеть как святой, этим я реально клевещу на присутствие Христа в мире.

В Церкви мы сбрасываем с себя вину, потому что обретаем смирение и твердое стремление измениться

Христос пришел не для того, чтобы сделать нас виновными, мы и без Него виновны. Я знаю людей, на совести которых лежат страшные вины и нет никакой связи с Церковью. В Церкви мы сбрасываем с себя вину, потому что обретаем смирение и твердое стремление измениться по благодати Божией, стать образами Божиими, и это очень приятно для нас, очень созидательно, это не негативно и не морализм, не законничество. Ты делаешь это не из страха, а прежде всего из любви, которая дается тебе даром, ты делаешь это за прощение, за благодать, за дары, которые тебе подаются. Поэтому постепенно начинаешь испытывать радость и признательность Тому, Кто делает всё это – даром и не глядя на то, достоин ли ты, – чтобы сделать тебя достойным.

Священник Николай Людовикос

Перевела с болгарского Станка Косова