Беседа с наследником 300-летней священнической династии, настоятелем храма Святителя Николая в Толмачах, заведующим кафедрой пастырского душепопечения Сретенской духовной академии протоиереем Николаем Соколовым о вере, семье, Промысле Божием.
– Вы вспомнили о знаменитой книге вашей мамы Натальи Николаевны Соколовой «Под кровом Всевышнего». В ней рассказывается о многих моментах Вашего детства. А что Вам самому чаще вспоминается из того времени?
– Мое детство прошло под звон колоколов Гребневского храма. Я с первых дней своей жизни слышал перезвон курантов, которые не замолкали на колокольне церкви в Гребневе начиная с 1830-х годов. Даже во время Великой Отечественной войны колокола били, и показывалось время на часах, ради которых и оставили колокола, когда вокруг все рушили и ломали. Тогда у людей не было часов на руке, и все определяли время по часам на колокольне. Каждую четверть часа куранты выбивали мелодию, как в Кремле. Поэтому мое первое впечатление из детства – это звон колоколов нашего Гребневского храма. Потом, конечно, и первые впечатления от самого храма. Я жил храмовой жизнью. Почти каждый день мы бывали «в ограде» храма. Там мы играли, гуляли, по необходимости помогали, собирали опавшую листву, чтобы потом ее подкладывать под корову, участвовали в сенокосе. Если говорить с духовной точки зрения – вспоминается наше с братом Серафимом (будущим епископом Сергием) участие в церковной службе в качестве маленьких пономарей, которые носили свечки, кадила и органично вписывались в церковную жизнь до 1959 года, когда по распоряжению властей детям окончательно запретили участвовать в богослужениях. Мы с моим покойным братом владыкой Сергием приходили, брали белые стихарики (мама их гладила, чистила, а мы старались не запачкать) и шли на богослужения.
Самые грустные мои впечатления из детства – когда пришли с братом на одну из служб (то ли Преображение было, то ли праздновалась Гребневская икона) и, неся стихари на руках, услышали, что не благословляют участвовать детям… И нас отправили домой. Мы расплакались, думали – что-то сделали не так. Не понимали, за что нас прогнали. Теперь ясно, что это нужно было пережить для детского духовного возрастания.
Все мои детские впечатления связаны с храмом в Гребневе и храмовой жизнью. Папа служил там одно время, потом его перевели служить в Москву, но мы постоянно там жили. Изо дня в день видели службы, требы. При выносе покойника испытывали особые чувства. Всегда приходил играть оркестр, приезжала машина, борта которой были покрыты черно-белыми полосами, мы смотрели на церемонию.
Промысл Божий проявляется в молитвенном общении и в духовном утешении через чтение Писания
Когда были церковные похороны – это мое совсем раннее воспоминание, мне было годика три – папа брал меня с собой на вынос покойника. Тогда не было моргов, оставляли покойника дома и после несли на отпевание в церковь и на кладбище, где было подготовлено место погребения. Эта церемония называлась «вынос покойника» и продолжалась два-три часа, потому что гроб нужно было пронести через пару деревень. Гроб несли на полотенцах мужчины, потом шли все близкие родственники, сзади несли табуретки, а впереди – крышку гроба и крест. И почти через каждые два дома останавливались. Выходили хозяйка или хозяин дома и давали записку, чтобы помянули близких. Гроб ставили на скамеечку, и совершалась небольшая лития. После этого хозяева что-то давали священникам – денежку, мед, яблоки. Мне обычно доставалось яблочко или конфета. Я помню, как папа идет с кадилом и ведет меня за ручку. Мы доносили гроб до храма, и дальше было погребение.
– Правильное отношение к смерти воспитывалось, наверное?
– Мы воспринимали смерть как естественное продолжение нашей жизни. Мы все должны были ходить на кладбище, там были наши родственники, дедушки и бабушки, близкие. В нашей детской душе не было трагедии смерти. Ребенок еще не может понимать до конца, что произошло. В детстве это воспринималось совсем не так, как во взрослом возрасте, когда умирали наши близкие.
– Потом Вы служили в храме на Ваганьковском кладбище. Вы сумели для себя найти способы утешения людей в скорби? Или это каждый раз индивидуально? Что Вы обычно говорите людям?
– Рецепта утешения в скорби нет. Надо понимать, что каждый человек индивидуален, и каждая смерть, болезнь, каждое испытание индивидуально для каждой души. Есть, конечно, общие моменты. Мы говорим всем о молитве. Но я не знаю, чем человека утешить, что сказать, чтобы облегчить его страдания в полной мере. Говоришь иногда такие вещи, которые не думал что скажешь, еще за секунду до этого. Господь сам их тебе посылает в сердце. И вдруг смотришь, а слезы высыхают, и человек обретает покой.
Мы воспринимали смерть как естественное продолжение нашей жизни
Но не всегда это бывает. Есть горе матери, потерявшей ребенка, есть горе отца. Когда умирают близкие, которым под сто лет, – это тоже переживания, но другого плана. Каждый раз всё по-новому, но в любом случае утешение заключается в том, чтобы человека, который пришел со своим горем, отчаянием, непониманием того, что происходит в жизни, обратить к Богу. Помочь понять, что всё, что происходит здесь, – это по Промыслу Божиему. Один проживает больше ста лет, а другой не больше часа. Господу нужны и те, и другие души. «Тайна сия великая есть». Нам нужно сохранять жизнь, радоваться жизни и утешать людей, чем только можем.
– Отец Николай, так сложилось, что Вы намного пережили своих младших братьев. Чувствуете ли Вы небесное заступничество своих близких?
– Да, чувствую. Та духовная связь, которая сегодня существует с моими покойными братьями, с мамой и с папой, гораздо более сильная, чем она была при их жизни, потому что моя жизнь была крайне суетливой: нужно было и трудиться, и переезжать... Это особенно свойственно работе музыканта. Я в свое время учился в консерватории, работал в Москонцерте. Встречаешься с близкими, целуешься, радуешься и папе, и маме, и братьям, и сестрам, но потом подолгу не видишь их до новой встречи. А теперь они всегда со мной рядом, и я всегда чувствую их молитву.
Нам нужно сохранять жизнь, радоваться жизни и утешать людей, чем только можем
Иногда думаю: почему именно так получилось в каком-то деле? Видимо, помолились за меня братец Федор и епископ Сергий, и папа с мамой, и бабушка с дедушкой помянули. И это единение семьи в большей степени проявляется в той их жизни, нежели в этой. Потому что мы уже ничем не разделены, и в любую секунду мы рядом, стоит только подумать о них. Так что жизнь продолжается.
– Ваши мама и дедушка написали книги в разное время, но они практически одновременно стали известны читателю в 1990-е годы.
– Труды моего деда Николая Евграфовича Пестова были давно знакомы многим, еще в 1960–1970-е годы, просто в те времена их не могли распространять, поэтому они не были широко популярны. А когда наступила свобода слова и можно стало их печатать, одновременно начали выходить дедушкины работы, которые он называл «Путь к совершенной радости» (теперь они по-другому называются: «Современная практика православного благочестия»). А мамина автобиография, которую она писала на склоне лет («Под кровом Всевышнего»), – одна из популярных книг, которую до сих пор читают с увлечением, как роман. Промыслом Божиим они вышли вместе, чтобы показать, что Господь каким-то чудом сохранил нашу семью до начала перестроечного времени. Дедушка скончался в 1982 году, ему было 90 лет. А мама – в возрасте 90 лет в 2014 году.
– Книгу Вашей мамы очень полюбили православные люди, особенно женщины. Она многое открыла о жизни верующих в советские времена.
– Буквально на днях ко мне подошли две женщины, сестры-близняшки из Омска, раньше я их никогда не видел в храме. Рассказали, что они занимаются производством продуктов, принесли мне попробовать. И говорят, что они всё знают про мою семью, потому что прочли книгу моей мамы «Под кровом Всевышнего». Эта книга привела их в наш храм, они хотели узнать, где же служит отец Николай. И сейчас они стали нашими прихожанками. Так что моя мама нам еще и приводит прихожан!
– Вам самому эти книги помогли в чем-то?
– Книга деда для меня настольная, я постоянно ее читаю, смотрю, открываю, когда мне необходимо. Я бы сказал, что это настольная книга христианина. Тут ответы на все вопросы духовной христианской жизни: путь к Богу, путь к жизни в Церкви, жизни в христианской семье, жизни в обществе, отношение к верующим и неверующим ближним. Здесь есть всё, и прописан буквально каждый шаг человека, если он хочет жить по заповедям Божиим, по Евангелию. Все это основано на творениях святых Отцов Церкви, духовных писателей и философов. Я все время беру ее и читаю, когда мне нужно подготовиться к проповеди, прочесть лекцию в Сретенской духовной академии. Так как у нас особая кафедра душепопечения – ее раньше не было, – я советую семинаристам в качестве настольной книги – книгу о душе человека, которая посвящена этому моменту.
– Батюшка, у Вас такая замечательная писательская наследственность. А Вы сами что-то пишете?
– Нет, сам я почти ничего не пишу. В свое время у меня было написано много различных статей и эссе. Но кроме тех трудов по Ветхому Завету (у меня вышел двухтомник), я ничего не писал. Мало времени, я слишком загружен, чтобы написать что-то серьезное. Меня хватает на несколько страниц, не больше.
– А музыкой сейчас совсем не занимаетесь?
– Нет. Уже не тот возраст. Я сам не играю, но всё время слушаю, бываю на концертах, встречаюсь со своими одноклассниками. Я уже давно не держал в руках инструмент. Последний раз я играл на нем в концертном исполнении для Патриарха Пимена. Святейший тогда попросил украсить Рождественские вечера, которые устраивались постоянно, и он присутствовал на них. Митрополит Филарет тоже был музыкантом – играл, по-моему, на контрабасе. Патриарх просил нас с матушкой прийти. Это был 1985 год, я к тому моменту уже лет десять профессионально музыкой не занимался, ушел из Москонцерта. Тем не менее я взял инструмент, немного позанимался, чтобы вспомнить. Мы с матушкой выбрали хорошее произведение, я играл на альте, она на скрипке, потом сыграли дуэт Моцарта для скрипки и альта. Придя на этот вечер, я обнаружил там, к своему удивлению, таких известных артистов, как Козловский и Синявская, которые тоже там выступали. Для меня это было последнее выступление как музыканта.
– Достойное завершение музыкальной карьеры! Как Вы считаете, помогло ли Вам музыкальное образование?
– Конечно. И это тоже Промысл Божий. Уже не говоря о том, что я имею диплом искусствоведа, педагога, который позволяет мне работать в Третьяковской галерее на должности заведующего отделом. Музыка вообще помогает человеку осознать себя любимым созданием Божиим. Кто, кроме человека, может написать музыку? Спеть могут даже птички. А написать и исполнить музыкальное произведение, которое затронет за душу, может только сам человек через благодать Божию, через талант, который посылает Господь. Зная, что то или иное произведение посвящено каким-то событиям, понимаешь, насколько Господь близок человеку.
Мы с матушкой выбрали хорошее произведение, я играл на альте, она на скрипке
И через музыку тебя понимают все. Я могу говорить на русском, английском, французском, китайском. Кто-то меня поймет, кто-то нет. А «Органную прелюдию и фугу ля минор» Баха поймут все. Как и Симфонию № 40 Моцарта, фантазию «Франческа да Римини» Чайковского все понимают и плачут. Это международный язык. Поэтому музыка мне очень помогла, конечно.
– Верно ли утверждение, что музыка может оказать влияние на духовное развитие?
– Это влияние есть, и оно может быть и позитивным, и негативным. Зависит от того, как человек к этому относится. Я считаю, что в основном музыка оказывает позитивное влияние. Она развивает человека, заставляет слушать голос своего сердца и своей души. В то же время, есть музыкальные произведения, которые отвращают от Бога, ведут по другому пути. Я не хочу говорить, что это плохо или хорошо с музыкальной точки зрения, но есть вещи, про которые не понимаешь, зачем они нужны. Это некий сор, который, может быть, интересно послушать, но душе это ничего не дает. Хотя мне в свое время нравились Beatles и другие группы, я учился вместе с Аллой Пугачевой и другими эстрадными исполнителями, сам работал на эстраде с нашей великой певицей Клавдией Ивановной Шульженко. Клавдия Ивановна – действительно великий музыкант и исполнитель. Это было настоящей хорошей советской эстрадой. И песни, которые она пела, до сих пор берут за душу. Недавно видел концерт, где кто-то «перепевал» их, – и люди всё равно плакали.
– Батюшка, расскажите немного о своей семье. О матушке Светлане, о детях. Как сложились их судьбы? У Вас с матушкой одинаковое образование. Как вам удалось примирить две творческие личности в одной семье? Сложно ли было в житейском плане?
– И тут ничем другим не объяснишь, как Промыслом Божиим. Да, у нас с матушкой одинаковое направление музыкального образования. Мы учились вместе в музыкальном училище Ипполитова-Иванова, потом в консерватории. В этом году празднуем 50-летие супружеской жизни, а знакомы мы почти 60 лет. Наше музыкальное развитие позволило нам быть ближе к другу, понять друг друга. Через музыку Светлана пришла ко Христу. Она была некрещеной, из семьи, далекой от христианской Церкви. Она крестилась уже во взрослом возрасте, перед свадьбой, ей было тогда 25 лет. Это тот идеал супруги, который я всем бы пожелал иметь. Она умница, скромная. С точки зрения хозяйства – безупречная. Всегда приготовит, уберет, предупредит. У нас в этом отношении даже малейших претензий нет друг к другу. Бывают, конечно, разногласия, когда не то надел, не так сделал – но это нормально. Основное ведь в семье – это взаимное согласие и любовь. А цель семьи – воспитание детей в христианском духе.
Все наши дети, за исключением старшего, стали музыкантами. Старший сын по состоянию здоровья не мог играть на инструментах, у него было заболевание рук. При этом у него хороший слух. Скоро ему будет пятьдесят лет, он работает в одном из госучреждений, но мечтает направить свою жизнь по духовному пути. Как Господь даст. Анечка, моя вторая дочка, – доцент консерватории, завкафедрой, декан, великолепная скрипачка, известна во многих музыкальных кругах. Сын Дима, теперь уже отец Димитрий, тоже стал священником. Он тоже закончил консерваторию, как и я, но играл на кларнете. И как кларнетист был одним из лучших в своем выпуске. В итоге он не пошел по этому пути, а решил трудиться и служить в сфере духовной жизни, в Донском монастыре под руководством очень известного архимандрита Агафодора (Маркевича), наместника монастыря.
Все члены нашей семьи были отчасти духовными чадами отца Иоанна (Крестьянкина), а в основном всегда нами духовно руководил отец Кирилл (Павлов). Мы не обращались к нему ежедневно за благословением, но с какими-то серьезными вопросами приходили к нему, исповедовались несколько раз в год. А вот Дима был к тому же под духовным руководством отца Агафодора, келейника отца Кирилла в течение 15 лет.
Дима получил начальное духовное образование, учился в семинарии, пару лет проучился в ПСТГУ, но, к сожалению, не закончил, так как его перевели на приход и появились дети. Он стал сначала диаконом, потом священником и служит уже более пятнадцати лет в храме в Некрасовке. Моя четвертая дочка, Леночка, закончила консерваторию как пианистка. С хорошим результатом, играла концерт Рахманинова. Удивительно, что, будучи на четвертом курсе консерватории, она вдруг стала посещать регентские курсы просто «для себя». Я не понимал, зачем ей это нужно, ведь у нее и так были большие нагрузки. И вот Господь так рассудил, что сегодня она является моей помощницей и вместе с нашим главным регентом Алексеем Пузаковым ведет наш Толмачевский хор и одновременно государственный хор при Третьяковской галерее. Хотя она пианистка. Но и это ей тоже пригодилось, она играет. Она человек музыкально образованный, понимающий, тонко чувствующий музыку. Я очень рад, что мы с ней вместе молимся и проводим богослужения в нашем храме.
– Наверное, в детстве она пела вместе с мамой?
– Матушка Светлана создала хор сначала на Ваганьково, где я служил. Это был один из первых детских хоров в одной из первых воскресных школ. И первый детский церковный хор, который вышел на сцену Большого зала Консерватории в один из церковных праздников. Там присутствовал Патриарх Алексий, и мы все спели несколько песнопений, «Отче наш». Это было в 1990–1991 году... И это было потрясающе! Хор большой, человек пятьдесят в нем пело. Но потом все выросли, костяк хора пришел в Толмачи. Здесь тоже у Светланы был хороший хор – до пандемии. К сожалению, во время пандемии часть детей разъехалась, да и у матушки уже возраст приличный. Так что теперь дочка взяла бразды правления в свои руки. Детский хор очень сложен тем, что участники должны пройти путь становления музыканта, хотя бы ноты выучить. Таких деток мало сейчас, а в первом хоре у нас почти все были с музыкальным образованием. Нынче это сложно, поэтому сегодня детского хора у нас номинально не существует. Ребята, которые в нем пели, теперь в других хорах, всем это пригодилось.
...Нам с матушкой Бог послал девять внуков, и уже есть правнучка.
