Если человек искренне ищет Бога, он порой, как герой русской сказки, попадает в темный лес с опасностями или в чистое поле с развилкой дорог. По какой пойти? Ищет герой, а Бог, словно добрый волшебник, ему помогает.
Я родилась в 90-х, в нецерковной семье, но в девять лет меня крестили. В селе в Оренбургской области, где мы жили, не было действующего храма, да и из знакомых регулярно в храм никто не ходил. Но словно какая-то сила влекла меня к церковным книгам (они лежали у бабушки), а когда мы с родителями ездили в город на рынок, я подолгу стояла возле церковной лавки и рассматривала книжки, иконы, крестики – пока родители занимались покупками. Однажды с карманных денег я купила дешевую икону Спасителя и положила ее под подушку. Вечерами молилась своими словами.
А потом по телевизору увидела фильм «Иисус» – классический, все по Библии, но в конце, когда уже шли титры, появился актер, игравший Христа, – он шел вдоль океана, в джинсах и белой рубашке, вокруг него толпой бегали дети, какие-то люди, и все они смеялись, что-то друг другу рассказывали…
Не знаю, было ли это сценарной задумкой, но я восприняла это как то, что Христос и сейчас среди нас, и с Ним можно разговаривать, и Он тебя слышит и любит. И так захотелось к такому Богу, близкому, совершенно реальному, не из книжки…
Потом случилась книга «Мастер и Маргарита» – мы проходили ее в 11-м классе. И я утонула в ершалаимских главах. Все мои одноклассники их пропускали и читали только основную сюжетную линию – обличительно-сатирическую. А я наоборот – основной роман пробежала наискосок, а ершалаимские главы перечитывала помногу раз. И снова это было от непонятной тоски и желания увидеть и познать Бога, который близко.
После 11-го класса я собиралась в Оренбург, на журфак. И решила, что в Оренбурге обязательно начну ходить в церковь и наконец стану «нормальной верующей», как я это формулировала для себя. Однако меня захватила студенческая жизнь, учеба была очень интересной, плюс новые друзья, да и большой город (вместо села). Я держала в уме, что надо в церковь, но все откладывала.
Сейчас думаю – если бы все же нашла время прийти в храм, возможно, вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.
В «Слове жизни»
Однажды я шла по городу и увидела афишу с фильмом «Иисус». Вспомнила фильм, который смотрела дома, и сразу купила билет. Народу было мало. Фильм был не тот, который я смотрела раньше, и в конце фильма был не актер в джинсах, а закадровый голос, сообщавший, что у всех нас есть шанс на спасение и счастливую жизнь со Христом. Главное – покаяться.
Дальше была молитва покаяния – текстом на экране и озвученная голосом. Голос просил просто повторить молитву. Включился свет, вышла немолодая дружелюбная женщина. Это была жена пастора церкви «Слово жизни», тогда еще я ее не знала. Женщина сказала, что все мы можем остаться, задать вопросы о вере, просто пообщаться – может, у кого-то есть проблемы.
Мне стало неудобно сразу уйти, и ко мне подошла жена пастора и еще одна женщина с очень добрыми глазами. Расспросили, откуда я, где учусь. Сказали, что у них есть интересные молодежные встречи, где все ребята верующие, обсуждают духовные вопросы, организовывают разные мероприятия. И дали мне визитку с адресом, датой и временем такой встречи.
Я возвращалась домой воодушевленная. Ура! Я так хотела начать свой путь в вере! И вот Господь Сам меня направил.
Тогда я абсолютно не разбиралась в конфессиях, деноминациях и пр. Мне казалось, что эти люди, которые собираются на молодежные встречи, по воскресеньям вместе ходят на службы в обычный православный храм. Я стала ходить на «молодежки», а потом на группы по изучению Библии – мне очень хотелось изучать Библию. Лишь через пару месяцев я поняла, что эти люди не имеют никакого отношения к Православной Церкви. Но я уже по-дружески общалась со многими из «молодежки»…
Такие же, как я, молодые парни и девчонки, студенты оренбургских вузов. Активные, яркие, веселые. Неужели они какие-то не такие? Нет, конечно. И если они ходят в эту церковь, которая называется «Слово жизни»… значит, церковь тоже нормальная. Вот так примерно я тогда решила для себя. Тем более что к тому моменту мне уже успели рассказать, что Православие – это мертвая религия и идолопоклонство. Конечно, с Библией в руках. Ужасно, они забыли повеления Божьи, заменив их преданиями человеческими!
Почти 95% членов церкви «Слово жизни» говорили, что они ушли из Православия. Это говорила и я. И верила в это. Да, ушла из Православия. Ни разу даже не зайдя в православный храм!
Я приняла решение стать пятидесятницей-харизматкой.
Молодежный рай
Не буду кривить душой, если скажу, что в «Слове жизни» мне нравилось все. Вот просто все. Мне было 18, а у неопротестантов-харизматов все сделано для того, чтобы туда шла молодежь: на общих собраниях по воскресеньям (службах) – к спокойным гимнам классики пятидесятничества добавили рев в микрофон харизматических госпелов.
Когда в 2010-х по Оренбургу стали ходить эмо и готы – я знала, что, когда поеду в Москву и Крым, увижу половину молодежи харизматов с черными волосами и розовыми шарфами.
Гроулинг? Лови песни прославления Бога в новом стиле!
Тоннели в ушах? Именно у харизматов я видела самые огромные дырки.
Главной целью была евангелизация, приведение человека к Богу. О Христе нам говорили очень просто: Бог тебя любит, Он умер за тебя, Он взял все твои грехи, прочти молитву покаяния, и ты спасен. «Идите и научите все народы!» – сказал Иисус ученикам уже после Своего воскресения, на последней встрече перед вознесением. И потому все протестанты считают эти слова «последним поручением Христа», то есть самым важным.
Но чтобы проповедовать Христа, тебе самому нужно жить христианской жизнью, ходить на собрания, славить Бога, слушаться наставника и отделять десятую часть своих доходов в общину. По возможности каждый член «Слова жизни» должен был состоять как минимум в одном служении. Например, в служении прославления – для музыкантов и вокалистов, в тюремном служении – ездить евангелизировать по тюрьмам, в редакционном служении – работать в газете, в детском – с детьми, подростковом и т. п.
Я была в редакционном и театральном. Приветствовалась «полная занятость», у меня абсолютно все вечера были заняты служениями, и так жили почти все.
К каждому новичку обязательно прикреплялся духовный наставник, помогавший не только в духовном возрастании, но и в житейских делах. Наставник имел право задать тебе любой вопрос (с кем встречаешься, куда ходишь), что-то скрывать от него считалось неправильным.
Вообще дисциплинарные и нравственные правила в «Слове жизни» были достаточно строгие, несмотря на модный прикольный антураж. Не то что нельзя секс до брака – тут сразу либо немедленно женитесь, либо отлучение от церкви. Нельзя даже целоваться до брака – грех!
Никто не пил, даже слабый алкоголь, не курил, не ругался матом. Вот приезжаешь ты в Крым или Москву на молодежный фестиваль, где тысячи людей, – видишь молодых парней, девчонок, и при этом все мы, и я тоже, действительно «отделены от мира». Вместо тусовок с алкоголем и флиртом – тусовки по изучению Библии, прославление Бога и ночные молитвы. И мы реально были такие, стремились к очищению от страстей. Мы были «верующими», все остальные – «мирские». Даже православные, даже воцерковленные православные – все равно «мирские». Верующим нельзя было близко дружить и общаться с мирскими, тем более вступать в брак. После года хождения в церковь я съехала от «мирских» подруг.
На воскресных собраниях Бога мы славили музыкой и танцами – такой была форма молитвы, но и проповедь обычно длилась не меньше часа-полутора.
Была и такая традиция: после воскресного собрания за серьезные нарушения, например, кого-то отлучали от церкви. Человек выходил и говорил о прегрешении брата – по слову из Евангелия: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди, и обличи его между тобою и им одним: если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего, если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мыта́рь (Мф. 18:15–17).
«Эти вещи случались нечасто, за восемь лет я видела такое в своей церкви два раза. От буквального соблюдения слова Писания мне почему-то было очень страшно».
Уже в то время протестанты выпускали невероятное количество книг о Боге, написанных современным языком. Это сейчас у православных есть и «Никея», и прочие издательства, издающие качественную христианскую литературу, а в начале 2000-х ничего этого не было. А у протестантов уже было.
Мы читали запоем. Книги можно было взять в наших же библиотеках или купить. Но это была, скорее, лайт-литература – нечто мотивационное, похожее на коучинг, но «на тему Бога».
Когда меня спрашивают, почему у протестантов так много молодежи и она активна, я думаю, это именно потому, что пасторы и видят своей задачей привлекать молодежь. И это не пшик – это действительно интересная, яркая всесторонняя жизнь. Я уже не мыслила себя вне ее и могла бы всю жизнь там прожить и быть вполне счастливой. Вот если бы дать мне немного по голове, чтобы я не изучала основы веры, все бы и шло по-прежнему. Если бы мне было достаточно прикольной формы и самых общих знаний, я бы до сих пор была там. Но мне стало важно, чему же учит Церковь.
Диспуты в «раю»
Почему я ушла от харизматов? Это не был уход от людей. Это не был уход от каких-то форм. Это не был уход из-за каких-то событий. Это случилось, потому что я начала видеть нестыковки в догматике и практике «Слова жизни».
Я работала в самой крупной организации СМИ Оренбургской области. Жила в центре города. Наш евангелизационный театр набирал обороты. Я постоянно моталась в Москву на молодежные конференции и театральные тусовки. Летом ездила в Крым на протестантский фестиваль «Белые ночи». Жизнь кипела. Я установила себе приложение «ВКонтакте» и часто сидела в межконфессиональных пабликах. И однажды нарвалась на православных…
К тому времени я уже точно знала, в чем не правы православные. Православие нам представляли «мертвой религией», погрязшей в полуязыческих нелепых традициях, со слабым знанием Библии, молитвами своим святым, словно Богу. Обычно спорить со мной было бесполезно. Я в своем блоге составляла даже чек-лист, как правильно общаться с православными, чтобы был толк, а не просто бессмысленные ветки диалогов. Но в тот раз их было слишком много. И отвечали они достаточно жестко.
Говорили, что наши пасторы волки в овечьей одежде, ведут не туда, а наши служения – это беснование, что Церковь одна и это Православная Церковь. Очень скоро разговор стал болезненным для меня. Дискуссии не получилось, православные вообще слабо дискутируют по сути, больше давят директивными интонациями, но они тогда взяли количеством и просто обсмеяли меня.
Но один из них писал мне очень корректно, однако его ответы тонули в потоке общего стеба. Я вышла из того диалога, мне было обидно.
А вскоре я увидела в личке сообщение. Это был тот самый парень.
– Привет. Мне жаль, что получился такой неприятный разговор. Они не правы. Если хочешь, можем пообщаться тут… Я могу ответить на твои вопросы о Православии.
Так мы и познакомились. Его звали Саша, он был из Одессы.
Я была уверена, что в процессе диалога он пусть даже и не изменит свою точку зрения, но, по крайней мере, поймет, что протестанты тоже правы. Мы стали общаться. С ним было легко. Сначала мы переписывались только днем, потом и вечером, и даже ночью. Разговоры о вере захватили меня полностью.
И это не произошло в одночасье – я всегда искала, мне везде нужно было докапываться. Сейчас я понимаю, что Саша очень методично, шаг за шагом, не теряя нервы и не утопая в эмоциях, разбивал мои главные тезисы – «почему я не православная».
И тогда я увидела то, что долго не хотела видеть. То есть я это видела, но воспринимала с ха-ха, мы такие смешные в этом.
Да, я видела все эти бесконечные деления на деноминации и просто отделения: и из нашего «Слова жизни» уходили как отдельные люди, так и целые группы, создавая свои «церкви» с благословения пасторов. И откалывались, уже без благословения, – потому что им «Библия открылась иначе».
Вопрос постоянных разделений – самый актуальный в протестантизме. Нет общего мнения, как нет единства. Например, несмотря на то, что сами неопятидесятники-харизматы, как наше «Слово жизни», искренне считают, что у них с баптистами – дружба, я не встречала ни одного живого баптиста, кто считал бы харизматов в истине. На официальном уровне, ради экуменизма, баптисты еще могут мило улыбаться. Но в приватных беседах я много раз слышала, что их пугают наши служения, они называют это сатанизмом.
Второй удар пришелся по моему пониманию Библии. Я думала, мы читаем Библию, а православные читают трактовки на нее – святых отцов. Только спросишь продвинутого православного – а как ты это понимаешь, сразу ответ – вот святой Феофилакт Болгарский говорил так.
Но в беседах с Сашей пришлось осознать, что все не так просто. А я сама тоже читаю или слушаю трактовки: наших пасторов, наших книг, причем эти трактовки могут сильно различаться. Получается, у протестантов тоже есть предание, в свете которого они толкуют Писание. Только они свое предание преданием не называют. Ведь самая главная претензия протестанта к православному – то, что «православные толкуют все по преданиям!».
В голове протестанта примерно такая картина – вот Библия, а вот рядом лежит пухлый сборник Предания. И православный Библию игнорит, а Предание ласково поглаживает.
Вот отнять сейчас у всех протестантских течений Библию – честно, я не знаю, что будет.
В обсуждениях с Сашей я как-то вдруг поняла, что и православные строят свою догматику на Библии. Просто трактуют они не так, как мы.
А почему вдруг трактовка моего пастора, или трактовка пастора Сандея, трактовка любого другого пятидесятника – непременно правильнее трактовки православных отцов? Почему? И на это нет ответов не только у меня. На это не смогли ответить никто из моих бывших братьев и сестер.
Из любви к Писанию пятидесятники считают, что Церковь прямо-таки стоит на Библии. Можно взять Библию и построить Церковь. Но ведь целых четыре века первохристианская Церковь жила, по сути, без текста Евангелия. Да и общебиблейский канон сложился только к концу IV века. Как же верующие жили без Евангелия?
И просто узнав этот факт, я поняла: одно Писание не краеугольный камень. Нужно что-то еще, что было в первохристианской Церкви, которая и утвердила библейский канон. Именно эта Церковь знает, как правильно Писание понимать.
Так, изучая протестантизм и его претензии к Православию, беседуя с Сашей, я постепенно стала видеть, что Православие вовсе не такое, как нам говорят.
К харизматам я пришла, увидев прежде всего людей. И пошла за ними. В Православную Церковь я пришла, абсолютно невзирая на принятую там форму общения и самих людей. Да, я тоже вижу и ворчливых бабушек, и серые одежды, и часто акцент на форме, а не на сути, я помню, что харизматы гораздо более «клиентоориентированы», а уж молодежи там – и вовсе курорт. Но сейчас мне уже это неважно. В Православной Церкви я уже 13 лет.
Икона моей прабабушки
От моей прабабушки мне досталась очень красивая икона Николая Чудотворца. Мама отдала ее мне, когда я училась в старших классах, сказав, что прабабушка захотела передавать эту икону по всей линии нашего женского рода. Эту икону я хранила под подушкой. Конечно же, я взяла ее с собой в Оренбург.
Когда протестанты сказали, что иконы – это идол, я перестала молиться перед иконой святого Николая… Но как-то избавиться от нее рука не поднималась. Для меня это был не идол, это была связь с моей прабабушкой, которую я даже и не знала… Мама говорила, что она успела меня увидеть и даже держала на руках…
Но однажды на группе у меня дома мой лидер Карина стала разбирать тему язычества и идолопоклонства.
– Свет, тебе понятна эта тема? – спросила она меня в конце.
– Конечно.
– Ну просто… Я видела, что в стенке у тебя икона…
Я действительно перестала держать икону под подушкой. Но… Неужели нужно совсем от нее избавиться?
– Да, Свет, – сказала Карина, – ничего идолопоклоннического у христиан быть не должно. Ты понимаешь?
Видя мою нерешительность, Карина встала и взяла свой пакет.
– Я сама пойду и заберу.
С этими словами она взяла мою икону и ушла.
Жалко ли мне тогда было икону? Я старалась не думать вообще об этой ситуации… Решила, что, конечно, это было правильным.
Сейчас я тоже стараюсь себя не корить, Карину тем более. Мы искренне верили… но иногда очень грустно оттого, что я лишилась иконы, которая передавалась по женской линии нашей семьи.
Много позже я задумалась: несмотря на формальное отрицание вещественных святынь, в «Слове жизни» была такая практика: молиться с возложением рук на какой-нибудь предмет одежды (платок, рубашку). Считалось, что «намоленная» таким образом одежда приобретала силу исцелять болящего. Основывались на тексте Библии: «Бог же творил немало чудес руками Павла, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них» (Деяния 19:11–12).
При этом протестанты полностью отвергают освященные предметы православных, называя это язычеством. Только когда я ушла от протестантов, я увидела это несоответствие между теорией и практикой.
«Голова моя разделилась на два лагеря»
Почему я не ушла сразу? Я не представляла себя вне моей церкви. Думала, получится найти новый смысл, ведь был же он на протяжении всех этих лет. А может, это у меня начался кризис роста… Но вопросы никуда не девались. Чем глубже я их запихивала, тем больше меня мучило состояние апатии, усталости.
Я пыталась с кем-то говорить, мне советовали не париться, не мудрствовать (это от лукавого) и просто радоваться, что Иисус меня спас. Да, все свелось к тому, что хватит копаться в учении, нужно людей спасать, приводить к Богу.
С Сашей мы перестали общаться в момент, когда я ему сказала, что никогда не стану православной. Я действительно тогда хотела поставить точку – остаться. Вскоре я поехала в очередной раз на протестантский международный фестиваль в Крым. Ехала с целью – стать обратно горящей в духе и истине пятидесятницей.
Поначалу стало легче: соленый ветер с моря, драйвовые песни, вокруг молодые парни и девушки, с которыми мы в «одном духе»… Мне очень хотелось снова почувствовать себя частью того, в чем я была уже восемь лет. Но я не могла.
Стала выбирать служение, но все было «не то». В этот раз на фест привезли настоящие франшизы. Продажа массажных кроватей, спортивного питания, открытие фитнес-центров… Лидеры служений искали партнеров в разных городах, многие предлагали помощь в написании бизнес-планов. И все это были проекты пятидесятников, суть которых – евангелизация? И я не видела себя в этом.
Решила, что просто буду ходить на совместные молитвы и там искать Божьего откровения. Все собирались в большом шатре, лидер служения вел молитву в микрофон, все остальные присутствующие стояли кругом и молились вслух.
Я молилась тоже, но впервые столкнулась с необъяснимым. Моя голова словно разделилась на два лагеря. «Вот этот молодой человек справа, сгибающийся пополам и кричащий что-то «на языках» – в нем точно Святой Дух? Ты уверена?» – слышала я один голос внутри себя. «Господи, убери эти мысли, – отвечала я голосу, – какая мне разница, Дух Святой у него или нет, главное – наблюдать за собой!»
«То есть ты готова ходить в церковь и не знать, точно ли она от Духа Святого?» – снова слышала я. «Господи, главное то, что говорится в Твоем Слове…» – снова отвечала я голосу.
«А в нем ведь говорится и про Евхаристию, и про рукоположение, и про ужас расколов, и про истинную Церковь, одну единственную, а не множество течений», – этот противный голос не умолкал.
Я перестала молиться со всеми. Не чувствовала себя с ними в одном духе.
Лучше всего мне было быть одной – сидеть у моря, читать Библию. Бессознательно я стала избегать компаний и общения.
Однажды столкнулась на дорожке с друзьями из Белоруссии.
– Свет, как у тебя дела? Тебе не грустно тут?
– Свет, правда… Мы как тебя не увидим, ты грустная и одна.
Один друг меня обнял. Мне было приятно, я почувствовала поддержку. Но что я могла ему сказать? И когда мы разошлись, я поняла, что это все, это просто все. Я больше не могу быть пятидесятницей.
«Господи, пожалуйста, только не Православие»
Когда я четко поняла, что больше не могу оставаться пятидесятницей, внутри меня начал твориться ад.
Я плохо помню это время. Когда я оставалась одна, меня накрывало лавиной слез. Я почти перестала есть, было ощущение кома в груди, из-за которого трудно глотать. Подружки расспрашивали, на какой я диете. Перед сном я стала молиться очень коротко: «Господи, пожалуйста, только не Православие. Сделай что-то, чтобы все стало как раньше».
Но однажды слезы закончились. И я поехала к пастору.
В сумке были распечатки из некоторых книг, где разоблачались догматы протестантов. Мне просто хотелось спросить, что он думает по этому поводу, как он это себе объясняет?
Ефим Борисович (имена пасторов в тексте изменены – Авт.), такой приветливый, добрый, всегда открытый и искренний… Мне казалось, что я совершаю предательство.
Я старалась ясно выразить все, о чем думала последние месяцы. Сказала, что познакомилась с православными ребятами. Что мы очень много общались на духовные темы. Что сначала я перестала видеть в Православии ересь и мертвую религию. А потом… Потом с помощью Библии, изучив вопрос с разных сторон, я вдруг поняла, что истина у православных.
– Свет, знаешь, что я тебе покажу… – пастор открыл полку в письменном столе, – вот смотри, какие у меня есть книги…
Передо мной одна за другой появились книжки.
Учебники по богословию, Закон Божий…
– Ты читала его? – пастор ткнул в Закон Божий.
– Нет… Я читала историю церкви и догматическое богословие…
Пастор засмеялся.
– Ну да, и это я тоже читаю. Вот знаешь, сижу тут, работаю, а потом есть у меня 15 минут, открываю Закон Божий и читаю, ну интересно же. И другие книги. И везде все очень логично объясняется. Одни объясняют так, а другие по-другому. Ты думаешь, лишь на основании каких-то объяснений можно обрести веру? Давай мы просто помолимся.
Я молчала. Не знала, что ответить.
Чего я хотела от пастора? Мне хотелось взвешенных аргументов, почему мы верим именно так. Но скорее мне хотелось готового ответа, а его нужно было найти самой.
Домой я ехала с чувством, будто гора упала с плеч. Впервые за этот месяц по пути домой зашла в любимую кафешку. Заказала себе еду и смогла ее съесть без чувства сдавленного горла. Тиски разжались. Я уже понимала, что уйду, но решила пойти на воскресное служение «Слова жизни». С единственной и конкретной целью – если я не права, пусть Бог покажет мне это.
В то воскресенье темой проповеди было «Библия и мы». Пастор говорил о том, как важно нам ее читать и что, если кто-то учит не по Библии, он точно не от Бога.
– На чем стоит Церковь? – эмоционально говорил он в микрофон, – кто ответит?
«Неужели они сейчас все скажут, что на Библии?» – обреченно думала я.
– На Библии, на Библии, – понеслось со всех мест.
– Конечно! – восклицал пастор.
Я вспомнила про первые четыре века христианства, когда Евангелия еще не было, но были мученики, была Евхаристия. А может, просто мне не нужно обращать внимания на все эти несостыковки? И я представила, что каждый раз, придя на собрание, я не буду обращать внимания на это, на то. В конечном итоге мне придется не обращать внимания на все… Я поняла, что я уже не в единстве. Я уже не в «Слове жизни».
Что было дальше?
Тяжелые двери, полумрак, огоньки свечей, запах масла и чего-то еще… Православный храм. Куда идти, кого искать? Как выглядят священники? Всегда они в своих ярких одеждах или только во время служб? А может, к ним вообще нельзя подходить?
– Девушка, тебе что? – женщина в платке, строгая.
Откашливаюсь.
– Как я могу поговорить со священником?
– А по какому вопросу?
Я замешкалась. Как объяснить?
– Я из протестантской церкви… Хочу поговорить о том, как стать православной…
– О, это тебе на исповедь надо.
– А когда исповедь?
– Ну ты приготовься, каноны вычитай, Последование, попоститься нужно три дня…
Я поняла про что она, читала про это. Но удивилась, неужели так сразу причащаться? Может, сначала все же поговорить?
Вечером зашла на сайт Оренбургской епархии. Нашла раздел «консультации». И спонтанно написала свою историю с вопросом, что мне делать. Ответ получила на следующий день, попросили написать мой номер телефона. Мне позвонила женщина.
– Здравствуйте! Знаете церковь на набережной? Записывайте телефон настоятеля…
Набрала номер отца Димитрия.
– Начало вечерней службы в 17.00, подойдите минут за 10 до начала.
За 10 минут? Так мало? Мне казалось, что первый разговор со священником будет час, а то и больше. Протестанты бы посвятили такому «заблудшему» целый вечер…
Когда зашла в церковь, сразу увидела священника. Он подошел ко мне.
– Вы – Светлана? Ну, что хочу сказать… Православная вера для всех открыта. У нас нет ничего тайного. Исповедуйтесь, причащайтесь. Начните с этого. Может, есть какие-то вопросы?
Я помотала головой: «Нет».
– Тогда я пойду. Приходите завтра на исповедь.
На службу я не осталась. Шла из церкви и думала, что отец Дмитрий не показал ни словами, ни поведением, что мне нужно остаться на службу. А что если я сейчас выйду и пойду обратно к своим? Получается, он потерял душу для Господа? Протестанты, конечно, так бы себя не повели. Они бы сейчас и чаепитие организовали, и разговор по душам, и внимание ко мне текло бы через край.
И вдруг я очень четко ощутила: впервые в жизни никто никуда меня не тянет, не ведет за руку. Я вольна уйти, вольна остаться. Я сама сейчас принимаю решение. Я ответственна сейчас за свой выбор.
Я знаю, где Бог. Я нашла Его. Но впервые я не чувствую «обязанности», не чувствую, что я «должна идти», потому что «прокляты те, кто пропускают служения», как говорилось у нас.
И я знаю, что я приду. Приду на исповедь. Приду на причастие. Потому что я сама этого хочу и делаю это не потому, что там крутая тусовка, не потому, что люди хорошие. Я приду, потому что сама этого хочу.
Возможно, многим православным это покажется странным, им, наоборот, везде видятся рамки и запреты, но для бывшего пятидесятника-харизмата, как я, это – настоящая свобода, радостная и дающая силы.
Так я стала прихожанкой храма, а отец Димитрий был моим духовником до переезда в другой город после замужества.
Встреча с будущим мужем
Той осенью, когда я принимала решение уйти, я начала вести дневник в LiveJournal. Каждый день записывала туда мысли по поводу протестантизма и моего ухода. Писала все, что было на сердце. Просто у меня не было рядом человека, которому я могла бы вот так все рассказать.
Когда пришла в Православие, я продолжала вести этот дневник, в основном описывая споры и диалоги с протестантами, которые на тот момент свалились на меня в большом количестве. Многие писали мне прямо на стене «ВКонтакте» или, например, в своих же статусах на своей странице: «Дурные компании развращают добрые нравы. Куда же ты, Света».
И вот однажды вечером на мою электронную почту пришло письмо. Парень представился Андреем. Он написал, что случайно нашел мой дневник. Рассказал, что живет в Оренбурге, поет в церковном хоре. Его очень зацепили мои поиски, и если вдруг мне нужна какая-то помощь или поддержка, то он был бы рад общению.
Я поблагодарила, немного расспросила про православную молодежь в Оренбурге, есть ли какие-то клубы или собрания. С ним было интересно, хотя я меньше всего думала о романтическом формате. Так мы переписывались несколько месяцев.
Близился праздник Крещения. Андрей предложил встретиться на ночной службе. Так мы и встретились впервые. Служба закончилась около двух ночи, Андрей пошел меня провожать. По дороге рассказал, что летом собирается поступать в семинарию, чтобы стать священником…
А еще в переписке перед встречей он обещал дать мне какие-то диски.
Мы подошли к моему дому. Я подумала, спросить про диски, вдруг забудет отдать, но тут же промелькнула мысль: «Ну и пусть забудет. Будет повод встретиться с ним еще раз».
Уже когда я легла спать, пиликнула эсэмэска:
«Диски! Простите, вылетело из головы!»
«О, точно, и я забыла», – написала я.
«Тогда нужно обязательно встретиться».
С этого времени мы вместе. Познакомились на Крещение, в Крещение же через несколько лет родилась наша вторая дочь. Поэтому для нас Богоявление – особенный праздник.
Сейчас муж – священник сельского храма. Мы живем в небольшом селе, в провинции. Не могу сказать, что я очень этому рада, но священники не выбирают, где служить.
Я работаю фрилансером, в декрете (он был долгим) я получила вторую профессию – психолога, и у меня есть своя частная практика. Первую профессию журналиста я тоже не забываю. Очень люблю писать о людях, об их жизни, о пути, который проходит человек. Работаю как автор в нескольких медиа.
Что мне дали восемь лет протестантизма
Я пробыла в «Слове жизни» восемь лет, с 18 до 27. Если смотреть формально, то я не пила, не курила, матом не ругалась, никаких греховных отношений с парнями, никаких правонарушений.
Сейчас этот опыт я рассматриваю как возможность понимать тех, кто ищет Бога, ведь к Нему приходят разными путями. Я стараюсь поддержать такого человека. Мне периодически пишут бывшие и уже почти бывшие протестанты, я стараюсь им помочь, поговорить, ободрить. У меня нет никакого желания «увести» человека, я абсолютно спокойна, если даже после разговора он принимает решение не уходить.
Помню, в «Слове жизни» очень ревностно относились к ушедшим. На совместных молитвах мы молились об их возвращении. Сейчас я никого никуда не хочу «завлекать», даже в Православие, несмотря на то, что считаю его истиной. Если человек пишет – поговорю. Перестает писать – не тревожусь, как он, ушел ли, нет. Это его дело и его отношения с Богом.
У меня трое детей, и я не боюсь возможных кризисов веры. Думаю, такие кризисы нормальны, особенно если ребенок с детства в верующей семье.
У протестантов, кстати, такие кризисы считаются признаком роста, возможностью новой ступени. Многие рассказывают о своих кризисах веры в проповедях, в книгах, в личных историях… Протестанты этого не боятся, и я здесь с ними согласна: будет – значит будет. Мое дело – молиться и любить, показывать терпение.
Своим долгом я считаю другое: научить детей верить так, чтобы они свою веру понимали и знали, как ее защитить. Чтобы, когда им скажут: «О, так в твоей вере молятся доскам!», они знали, что это не так, и знали, что ответить. Многие родители думают, что ребенок вырастет и выберет сам, во что ему верить. Но подростки, особенно искренне ищущие, без поддержки близких людей, которые могли бы их сориентировать, чаще всего попадают в такие «веры», где можно и жизнь поломать.
* * *
Навсегда запомнилась мне одна встреча, уже после моего ухода от харизматов. Два года назад мы с мужем отдыхали в Крыму, и я как-то зашла выпить кофе в кофейню. По разговору двух мужчин за соседним столиком поняла, что это харизматы – внутрипротестантский сленг ни с чем не спутаешь. И не просто харизматы, а лидеры, может быть, пасторы. Они говорили о прорывах и трансформациях движения, но и обсуждали больную тему – люди слишком увлечены своими пониманиями Писания и откровениями, отчего очень много расколов.
«Мы же индивидуально спасаемся, но сбиться с пути очень легко, – говорил один другому, – у православных много традиций, а мы без традиций, но кто во что горазд. Деградируем по сути».
Я слушала и думала: пасторы все понимают…
