156
Что такое настоящая любовь по Евангелию?

«Бог есть любовь», «христианство учит любви», «главная христианская заповедь — возлюби ближнего своего»… Мы часто слышим все это. Но о какой любви идет речь? Что такое любовь с точки зрения Евангелия? 

Главный источник, на который христиане опираются, говоря о любви, — это Евангелие, повествующее о жизни и учении Господа Иисуса Христа, и послания Его учеников — апостолов.

В Евангелии Христос говорит, что Бог дал людям всего две ключевые заповеди, и обе они — о любви. Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь, — говорит Спаситель. — Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф 22:37–40). «Закон и пророки» — это всё учение Ветхого Завета, все многочисленные предписания и заповеди, всё, что проповедовали древние пророки. Все повеления и законы, данные Богом, имеют в своей сердцевине любовь как первооснову — вот что имеет в виду Христос. Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя, — объяснит впоследствии апостол Павел (Рим 13:9).

Но что значит — возлюбить ближнего? Ведь не убивать, не грабить, не изменять, не завидовать еще совсем не значит любить!

И как возлюбить Бога, Которого мы не видим, а многим людям даже сам факт Его существования не очевиден?..

Любовь как признание человеческого достоинства

Божественная гениальность заповеди «Возлюби ближнего, как самого себя» состоит в том, что для ее исполнения вовсе не обязательно ломать себе голову над вопросом, что такое любовь. Каждый человек прекрасно осознает, чего он желал бы для самого себя. Благополучия, спокойствия, здоровья, крыши над головой, добрых и мирных отношений с соседями — не так ли? Каждый знает за собой те или иные грехи, но знает, как правило, и смягчающие обстоятельства, которые так или иначе объясняют и извиняют его поведение (хотя бы в его собственных глазах). Ту же нехитрую мерку Господь призывает применять и к другим людям. Хочешь, чтобы тебе помогли в нужде? Тогда помоги сам тому, кто голоден или болен. Хочешь мира, спокойствия и уважения? Уважай свободу и человеческое достоинство другого человека. Хочешь жить в ладу со своей совестью? Поищи оправдания и для другого человека, который повел себя не лучшим образом.

Некоторые современные психологи ставят вопрос так: прежде чем учиться любить ближних, научись правильно любить себя. Научись видеть и ценить свое истинное «я», избавься от вошедших в привычку и, может быть, полюбившихся, но объективно вредных и мешающих тебе зависимостей и установок. Только тогда, говорят эти психологи, ты научишься любить ближнего.

Современная жизнь (а тем более городская) действительно богата на разные формы душевных расстройств и патологий: встречаются в том числе и люди, настроенные по отношению к самим себе безразлично или даже враждебно. Им, конечно, требуется помощь грамотного психолога или психиатра, а возможно, и священника.

Но трудно себе представить, чтобы Христос имел в виду такие сложные случаи. Он говорил на простом языке, доступном для всех слушателей — не только для искушенных в богословии фарисеев и служителей синагог, но и для рыбаков, землепашцев, ремесленников, солдат, торговцев. «Возлюби ближнего, как самого себя» — что может быть проще! Любовь человека к самому себе Христос упоминал как нечто понятное само по себе, не требующее дополнительных объяснений, как реальность, данную всякому человеку в ощущении. Всякому известно, что значит любить себя: речь идет о вещах ясных и понятных, которым не надо специально учиться. Такого же отношения — по крайней мере такого же — Бог хотел бы с нашей стороны и к другим людям.

Впрочем, разговор о правильной любви и к себе, и к другому не совсем лишен оснований. Ведь всякий человек, как свидетельствует Божественное Откровение, сотворен по образу Божию (Быт 1:27). Что такое этот образ Божий? Блаженный Августин понимал под этим наличие у человека бессмертной души, Григорий Палама — способность человека творить, богословы XX века обращали внимание на то, что и Бог, и человек обладают личностным бытием… Так или иначе, но если в человеке сокрыт образ Божий, то именно это в нем самое прекрасное, то, что и достойно любви прежде всего. И если всякий человек достоин любви как образ Божий, то во всяком есть и нечто такое, с чем мириться категорически нельзя, что наносит образу Божию ущерб, загрязняет его, — грех. Любовь к человеку предполагает неприятие греха, в той или иной степени владеющего им; борьбу за образ Божий. Другое дело, что начинать эту борьбу необходимо с самого себя. Об этом недвусмысленно говорит Христос: что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего (Мф 7:3–5). О том же известные слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».

Любовь как деятельная забота

Но заповедь о любви к ближнему все же вторая. А первая и наибольшая, напомним, такова: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим. И если любовь к ближнему можно вывести из любви к себе, то как быть с любовью к Богу? Ведь, наверное, эта любовь должна быть чем-то иным, нежели простое доброжелательство и человеческое отношение «как к себе самому»?

Все апостолы были очень привязаны ко Христу в дни Его земной жизни, а горячий Петр убеждал Его: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя (Мф 26:35). Но как только в Гефсиманский сад пришли стражники и увели Христа на допрос в дом первосвященника, апостолы в страхе разбежались, а Петр трижды отказался от Господа.

Спрашивается — любили ли они Его?

В этом смысле очень характерно, что грех Петрова отречения уже воскресший Господь «исцеляет» троекратным вопросом: любишь ли ты Меня? И только услышав: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя, — восстанавливает Петра в апостольском звании (см.: Ин 21:15–17). Это свидетельствует, что грех Петра был грехом против любви.

А ведь это были Его ближайшие ученики, знавшие Христа не один год, делившие с Ним пищу и кров, ежедневно слушавшие Его! Если даже они разбежались в час опасности, что уж тогда говорить о простых верующих, которые Бога не видели и с Ним не говорили? Как они могут всерьез уверять себя и других, будто любят Бога? Не будет ли это с их стороны лицемерием?

Ответ дает Евангелие: критерий любви к Богу — неуклонное следование Его заповедям. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, — говорит Христос апостолам совсем незадолго до Своего ареста и казни (Ин 14:21). Та же мысль впоследствии прозвучит у апостола Иоанна Богослова: …это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его (1 Ин 5:3).

Вот как рассуждал на эту тему святитель Филарет (Гумилевский), архиепископ Черниговский (1805–1866): «Иметь заповеди Иисуса значит принять их из Откровения и содержать, как дорогое сокровище, в уме. Но этого не довольно, чтобы любовь наша была достойна Господа Иисуса. Надобно, чтобы не только мысль занята была Господом, но чтобы вся душа со всеми силами посвящала себя исполнению заповедей Его. Тогда дела будут показывать, что душа любит Господа».

Подчеркнем эту последнюю мысль: любовь к Богу должна выражаться в конкретных делах, опирающихся на Его заповеди. И вот здесь христиан подстерегает опасность, как бы им не уподобиться юноше, пришедшему однажды ко Христу с вопросом, как ему войти в жизнь вечную. Христос ответил: соблюди заповеди.

Тогда юноша спросил, о каких заповедях идет речь, и услышал известный ему перечень: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша воскликнул: Все это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне? — и тогда Господь ответил: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф 19:16–21).

Юноша ошибался, думая, что должным образом исполняет все заповеди: если бы он в самом деле любил ближнего, то едва ли располагал бы большим имением (а оно у него было, уточняет евангелист), — так не без иронии комментировали этот эпизод святители Василий Великий и Иоанн Златоуст. Впрочем, проблема тут не столько в имении (у нынешних христиан больших имений, как правило, и нет), сколько в склонности многих людей переоценивать свои достижения в следовании заповеди о любви к ближнему.

Иной человек скажет: «Я никому не делаю ничего плохого». Но в том-то и дело, что Евангелие предполагает деятельную любовь к людям, пример которой явил Сам Спаситель: целые дни и ночи Он проводил, исцеляя больных и одержимых, питая голодных, беседуя с теми, кто нуждался в Его наставлении. А в ночь перед распятием, прежде чем возлечь на Тайную Вечерю, Сам омыл ученикам ноги и заповедовал им таким же образом служить друг другу впредь (см.: Ин 13:3–15).

Исполнить заповедь о любви к Богу невозможно, не проявляя любви к ближним. Это становится окончательно ясно из притчи о Страшном суде, где Христос противопоставляет людей, которые были милосердны к страждущим ближним и за это наследуют жизнь вечную, другим людям, прошедшим мимо чужой беды и теперь обреченным на муку вечную. Оказывается, что, помогая нищим, голодным, бездомным, больным, заключенным, люди оказывали милость Самому Христу — зачастую не подозревая об этом! А никому не помогавшие — прошли мимо Христа (см. Мф 25:31–46).

«Чтó вы сделали одному из братьев Моих меньших, тó сделали Мне» — это ключевой евангельский принцип деятельной любви (ср.: Мф 25:40). Кто заботится о ближних, тот одновременно, может быть, сам того не ведая, исполняет заповедь о любви к Богу. Ибо, как замечает апостол Иоанн Богослов, не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин 4:20).

А с другой стороны, и любовь к ближним, не возвышенная любовью к Богу, рискует деградировать в нейтрально-безразличное «хорошее отношение», когда человек доволен уже тем, что «никому не делает ничего плохого». Одна любовь не может обойтись без другой, и ни одна из них не может быть бездеятельной.

Любовь как усилие воли

Даже апостолы, ученики Самого Христа, рассуждают о любви в терминах преимущественно отрицательных (апофатических), то есть идут от противного — того, чем любовь не является.

Для апостола Иоанна, например, важно, что в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин 4:18). А апостол Павел в первом послании к общине христиан греческого города Коринфа посвящает любви целый гимн, из которого следует, что любовь — наивысшая из добродетелей (или совокупность совершенства, как он выражается в другом своем послании (Кол 3:14): выше надежды и даже выше веры. Но что же такое любовь, затрудняется сказать и Павел. Он лишь перечисляет отдельные частные проявления любви, а затем переходит к признакам «отрицательным» — тем, которые любви не свойственны:

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает… (1 Кор 13:4–8).

Можно отнестись к этому тексту как к нанизыванию отдельных (может быть, где-то даже случайных) характеристик. А можно попытаться уловить суть того, о чем говорит Павел. В конечном счете речь идет о терпении недостатков, о прощении зла, о взгляде милующем, который не замечает изъянов, а замечает и ценит в человеке самое лучшее. И всё это очень близко к тому, о чем сказал Сам Господь Иисус Христос в Нагорной проповеди: Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любúте врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф 5:43–44).

Враг — тоже один из ближних (то есть тех, с кем Господь соединил человека определенными взаимоотношениями), и по отношению к нему заповедь о любви действует точно так же, как по отношению ко всякому человеку вообще. Однажды Спаситель рассказал собравшимся людям притчу об иудее, который попался в руки разбойникам, был ими ограблен, изранен и брошен у дороги полуживой. Единоверцы — один священник, а другой левит — прошли мимо: очевидно, оба готовились совершать службу в Иерусалимском храме и опасались оскверниться, прикоснувшись к человеку, который мог оказаться уже мертвым. Совсем иначе поступил другой путник, самарянин. Несмотря на принадлежность к другому народу, который находился с иудеями в сложных и даже отчасти враждебных отношениях, этот самарянин омыл и обработал раны страдальца, посадил его на ослика, довез до ближайшей гостиницы и, заплатив ее хозяину, велел позаботиться о найденном человеке, пообещав по возвращении возместить и возможные дополнительные издержки (см. Лк: 10:30–35).

Слово «любовь» в этой притче не звучит ни разу. Но рассказал ее Господь не просто так, а в продолжение разговора, предметом которого стала как раз заповедь о любви к ближнему. «А кто мой ближний?» — спросил Христа законник, прекрасно знающий эту заповедь, но как бы не понимающий, на кого она распространяется; кого любить «вменяется в обязанность», а кого можно со спокойным сердцем не любить.

Но Христос отказывается проводить черту между «ближними» и «дальними». Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? — поинтересовался Господь у законника, рассказав притчу. Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же (Лк 10:36–37). То есть поставил самарянина, иноверца, недруга (как считали многие патриотично настроенные иудеи) — в пример. Пример подлинной любви.

Многие относят любовь к сфере чувственной, романтической. Но ту любовь, о которой говорит Христос и вслед за Ним — апостол Павел, язык не повернется назвать чувством. В самом деле, ну каким романтическим чувством можно воспылать по отношению к врагу?! А вот заставить себя увидеть в нем человека, отнестись к нему по-человечески, по слову того же апостола Павла: если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его (Рим 12:20)… Это трудно, но возможно. Не случайно многие святые отцы утверждали, что любовь — это понятие из области не эмоциональной, а волевой. Это волевое усилие, которое человек может предпринять, если захочет.

Каждый сам выбирает, как отнестись к другому человеку: постараться полюбить его или махнуть рукой. Каждый решает, на что в человеке направить свое внимание: будет ли это, к примеру, его трезвый ум и ясность суждений или раздражительный характер и неприятное выражение лица.

И множество святых отцов свидетельствует: даже если ты не чувствуешь к человеку любви, начни действовать так, словно эта любовь в тебе есть, — и дело сдвинется. Митрополит Сурожский Антоний (1914–2003) вспоминал, как трудно ему было перебороть неприязнь к одному из прихожан, посещавших церковь, в которой владыка был настоятелем. Тогда он взял за правило каждый день, вставая на молитву, просить Бога помочь ему принять этого человека, и в то же время старался общаться с ним как ни в чем не бывало. Со временем такая тактика дала свои плоды.

Любовь — природа Бога

Заповедуя ученикам любить не только тех, кто их любит, но даже и врагов, Христос добавляет нечто очень важное: …да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф 5:45). Именно так — с любовью и милостью — относится ко всем людям Сам их Творец. И мы можем уподобиться Ему, оказывая любовь ненавидящим нас.

В уже упомянутом библейском рассказе о творении человека приводятся слова Бога: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт 1:26), и далее сказано: И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его (Быт 1:27). Образ Божий человек несет в себе изначально, а вот достигнуть подобия он еще только призван, подчеркивал святитель Василий Великий.

В ночь накануне страшных страданий на Голгофе Спаситель в последний раз беседовал с учениками, и, когда времени уже не оставалось ни на что, кроме самого главного, Он сказал им: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга (Ин 13:34).

Многие святые отцы, комментировавшие эти слова, например блаженный Августин Иппонийский, обращают внимание на то, что новизна этой заповеди не в призыве любить как таковом. В конце концов, Христос ходил по землям Палестины с проповедью три с половиной года, и все это время Он учил окружавших Его людей именно любить друг друга. А «новой» Он назвал эту заповедь потому, объясняет Августин, что дает пример любви — Самого Себя.

Вскоре Господь будет распят на Кресте, потом воскреснет и вознесется на Небо, а еще много лет спустя Его ученик Иоанн, обладающий особенной богословской чуткостью, напишет: Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин 4:16). «Самое великое и точное благовестие Нового Завета» — так отзывается об этих строках сербский святой нашего времени, преподобный Иустин Челийский (1894–1979). Сегодня эти слова — «Бог есть любовь» — известны всем, но понять их не так-то просто.

«Бог есть любовь» значит не то, что Богу свойственно любить, объясняют святые толкователи. Это значит, что сама сущность Божия наиболее точно описывается понятием любви. Конечно, мы не можем подвергнуть природу Бога научному анализу, но можем судить о ней по тому, как Бог Себя проявляет. А проявляет Он Себя прежде всего как любовь.

Именно по любви Бог сотворил вселенную и человека — чтобы Ему было с кем делить то блаженство, мир и радость, в которых Он пребывает от вечности, писал преподобный Иоанн Дамаскин († ок. 780).

Именно любовь стала причиной того, что Сын Божий — Второе Лицо Святой Троицы, Господь Иисус Христос — вошел в созданный Им же Самим мир: родился человеком две тысячи лет назад и по-человечески принял смерть, чтобы освободить сотворенного Им человека от смертельных последствий греха. Не в меньшей мере тут проявилась и любовь Бога Отца — Первого Лица Святой Троицы: Ибо так возлюбил Бог мир, — говорит Христос, — что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин 3:16). Можно представить себе ситуацию, когда ради спасения ближних приходится пожертвовать собой (как это сделал, например, Александр Матросов). Но какую же любовь нужно иметь к людям, чтобы пожертвовать ради них собственным Сыном…

И именно по любви Бог ежесекундно поддерживает этот мир и все населяющие его создания в существовании, терпит человеческие грехи и преступления, повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф 5:45), не желая, как говорит апостол Петр, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2 Пет 3:9). Легко возразить: да ведь такая любовь и такое терпение Бога приводят к тому, что множество людей на земле страдает и гибнет из-за преступлений отдельных злодеев! Это отдельный большой разговор, и все же дело именно в любви. Бог так любит всех людей, и даже злодеев, что готов предоставлять им годы и даже десятилетия на покаяние и исправление. Да, конечно, ни того, ни другого может и не случиться… Но представьте на минуту, что это именно вы совершили какую-то непоправимую ошибку, впали в какой-то страшный грех, погубивший многих людей вокруг вас. Разве вы желали бы, чтобы вас постигла немедленная кара? Разве не хотели бы, чтобы Бог дал вам время одуматься и покаяться?

Христос — олицетворенная любовь

Ветхозаветное откровение нередко сообщает нам о том, как Бог «разгневался» или даже «пришел в ярость», одного «покарал», другому «отомстил», а кого-то и вовсе повелел уничтожить (при том, что Сам же дал через Моисея неотменяемую заповедь «Не убий»). Всё это, как неоднократно объясняли вдохновленные Духом Божиим святые отцы, неизбежные для сознания древнего человека антропоморфизмы, попытки приписать человеческие дела (или закономерные последствия зла, сотворенного людьми) Богу, наделяя Его человеческими эмоциями и мотивациями. А в реальности всё гораздо проще — и сложнее одновременно.

«Бог не радуется и не гневается, ибо радость и гнев суть [человеческие] страсти, — объяснял один из основателей христианского монашества Антоний Великий. — …Бог благ и только благое творит. Вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым. А мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него. А сие значит не то, что Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют <…> Так что сказать: “Бог отвращается от злых” есть то же, что сказать: “Солнце скрывается от лишенных зрения”».

Апостол Павел говорит вполне уверенно: Ветхий Завет можно понять и истолковать исключительно через призму Евангелия (ср.: 2 Кор 3:14–16). Только глядя на Христа, мы можем понять, каков Бог: как говорит апостол Иоанн в самом начале своего Евангелия, Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил [Бога. — Прим. ред.] (Ин 1:18).

Какого же Бога являет Христос? Во-первых, Он сама милость: на протяжении всего евангельского повествования Христос исцеляет больных, изгоняет из людей злых духов, кормит голодных и даже воскрешает умерших. Причем делает это не от случая к случаю, а непрерывно и до полного изнеможения: много было приходящих и отходящих, так что и есть им (с учениками. — Прим. ред.) было некогда (Мк 6:31). Даже посреди бурных волн Он мог заснуть прямо на корме лодки — так уставал за день (см., напр. Мк 4:36–41).

Во-вторых, Он непрестанно проповедует и наставляет народ, часто переходя на язык притч, чтобы люди поняли Его как можно лучше и точнее. Квинтэссенция учения Господа Иисуса Христа — так называемая Нагорная проповедь (главы 5–7 Евангелия от Матфея и параллельные места в рассказах трех других евангелистов), в которой Он говорит о Царствии Небесном как главной драгоценности, к которой пристало стремиться прежде всего и которая наследуется только людьми, нелицемерно любящими Бога и ближних. В этой беседе Христос разъясняет истинный смысл вроде бы хорошо знакомых Его слушателям заповедей, убедительно показывая, что каждая из них требует от человека полной самоотдачи и предельной честности перед Богом и самим собой. «Не убий» значит даже и не гневайся (ведь именно гнев — первый шаг к убийству). «Не прелюбодействуй» значит не разрешай себе даже мимолетных заинтересованных взглядов на женщин. А заповедь о любви к ближнему есть призыв по-человечески, без неприязни относиться даже к своим врагам.

В-третьих, Христос сама щедрость: по крайней мере, с момента выхода на проповедь Он непрестанно раздавал Себя людям, очень мало заботясь о том, как и чем отвечали Ему люди взамен. Юношу, пожелавшего следовать за Ним, Он заранее предупредил: даже лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову (Мф 8:20). Много раз Его благодеяния людям приводили к тому, что «ревнители благочестия» изгоняли Его из синагоги и даже пытались убить. А в ночь перед распятием Христос отдает Себя апостолам уже не образно, а совершенно реально: взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф 26:26–28). Так совершилась первая Евхаристия — таинство преложения хлеба и вина в Плоть и Кровь Иисуса Христа, которое с тех пор совершается в Церкви руками епископов и священников, преемников апостолов, непрерывно, как это заповедовал Сам Господь.

Безусловно, было бы ошибкой рисовать образ Христа сплошь в розовых тонах. Он умел и обличить, и поставить человека на место, а однажды (Иоанн Златоуст считал, что даже дважды) изгнал из Иерусалимского храма торговцев, превративших дом молитвы в вертеп разбойников (Мф 21:13). Но обличал Он лицемеров и лжецов, из которых в значительной мере состояла тогдашняя иудейская знать — первосвященников, старейшин, фарисеев. Многие из них мнили себя праведниками и даже не пытались вникнуть в суть своей веры; недаром они не смогли разглядеть в Иисусе Христе долгожданного Мессию. А из храма Он изгнал тех, кто безнадежно забыл о разнице между жертвой на храм, положенной по закону, и инструментом личной наживы.

Что Христос ни делает, Он всегда исходит из интересов человека, а не из какой бы то ни было выгоды для Себя. В Нем нет и тени эгоизма, Он не ищет для Себя никаких удобств или преимуществ, не ищет своего (1 Кор 13:5), наоборот, отдает Себя людям — и это еще один важный аспект понимания слов Иоанна Богослова, что Бог есть любовь (1 Ин 4:16). Поэтому никакой человеческий гнев и никакая жестокость не могут быть «оправданы» эпизодом с изгнанием из храма торговцев. Все подобные «оправдания», мягко говоря, самонадеянны. Хочешь иметь право судить и гневаться, как Христос, — для начала отдай всего себя за другого человека, за каждого человека в мире!

Даже не очень внимательное чтение Евангелия не оставляет сомнений в правоте пророка и царя Давида, начертавшего еще за 950 лет до Рождества Христова: щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив (Пс 144:8). Именно так открылся Бог в Иисусе Христе — как олицетворенная любовь.

Любовь Христова явилась не только (и может быть даже не столько) в Его бесчисленных делах милосердия, обращенных к людям. Каждое такое дело бесценно, но всех добрых дел на земле никогда не переделать (слишком велико море человеческого страдания), и Христос пришел все-таки не ради них. Всей Своей жизнью, смертью и Воскресением Он принес людям спасение от греха и смерти, открыл дверь в Царствие Божие, которая оставалось запертой тысячелетиями с момента грехопадения. В этом прежде всего и проявилась Его любовь.

Вместо эпилога

С точки зрения христианина, любовь — это не только «что», но гораздо в большей степени «Кто». И вряд ли можно найти лучшее изображение любви, чем то, которое содержится в Евангелии. Поэтому любви так трудно дать исчерпывающее определение — для этого потребовалось бы дать определение Тому, Кто заведомо выше всяких человеческих определений.

Но если любовь невозможно до конца понять и объяснить, то ее парадоксальным образом можно явить. И тут перед нами бесчисленное множество святых: «апостол любви» Иоанн Богослов, преподобные Серафим Саровский, Силуан Афонский (о котором знавшие его люди говорили, что никто другой из их современников не явил такой любви), целый сонм мучеников...

Любовь не столько внутреннее тяготение одного человека к другому, не столько душевная эмоция, сколько волевое действие. Выбор в пользу любви может быть болезненным. Ведь любить — значит быть согласным поменяться с человеком местами, подарить ему свое благополучие, тепло, мир и принять от него взамен слезы, боль и смерть. Именно таким настроем был проникнут апостол Павел, плакавший о своих друзьях и близких, многие из которых отвергли Господа: Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти (Рим 9:3).

О том же говорится и в Евангелии: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15:13). Сам Господь положил душу за всех людей без исключения: возможность уверовать во Христа, принять Крещение и спастись открыта для каждого. Поэтому и для всякого христианина круг друзей, за которых он может быть готов «положить душу», не ограничивается теми, кто проявляет к нему дружеское расположение. Чем шире сердце человека, тем больше друзей оно вмещает, ибо не может быть у Христова ученика врагов, кроме диавола.

И все же… нет никого счастливее тех, кто сделал выбор в пользу любви. Любовь – не только напряжение воли, не только труд и понуждение себя к правильным отношениям с людьми, но и великое счастье, или, выражаясь языком Евангелия, блаженство. Это состояние поразительно цельное и многостороннее, захватывающее всего человека, в котором находят свое законное место и чувства. Другое дело, что подлинная любовь, в отличие от любви романтической, — не наше собственное порождение (не порождение наших желаний, мечтаний, гормональных изменений в организме и т. п.), а благой дар Бога, благодать, которую Он дарит нам. Дарит в ответ на наше усилие.

Потому-то совершенно естественно звучат заповеди блаженства, с которых начинается Нагорная проповедь: блаженны нищие духом, блаженны плачущие, блаженны кроткие (то есть кротко терпящие обиды), гонимые и несправедливо злословимые (см. Мф 5:3–12)… С точки зрения этого мира все они потерпели поражение, проиграли всё, побеждены. Но они абсолютно счастливы, потому что научились подлинной любви: их любовь прошла испытания всеми видами искушений и не потерпела ущерба. Они сами сделались любовью, уподобились Богу, привели свои души в такое состояние, когда невозможно не любить, когда любишь всех вне зависимости от чего бы то ни было. Такова высшая проба христианской любви.

Диакон Игорь Цуканов

foma.ru